Используя открытия из своей последней книги, обозреватель Нью-Йорк Таймс Дэвид Брукс говорит о новых догадках относительно природы человека, к которым пришли когнитивные науки, – догадках с огромными последствиями для экономики и политики, а также для познания себя. В этом разговоре, полном юмора (часто непереводимого), он показывает, как бесполезно надеяться понять человека как отдельного индивидуума, делающего выбор на основе осознанной информированности.
Когда я устроился на свою нынешнюю работу, мне дали один хороший совет, – брать интервью у трех политиков каждый день. И после такого количества контактов с политиками я могу сказать вам, что они все так или иначе эмоциональные уроды. У них, как я называю это, слабоумие со словесным поносом, то есть они так много говорят, что доводят себя до сумасшествия. (Смех) Но при этом у них потрясающие навыки общения. Когда вы с ними встречаетесь, они захватывают вас, они смотрят вам в глаза, они вторгаются в ваше личное пространство, они массируют ваш затылок.
Я несколько месяцев назад ужинал с одним сенатором-республиканцем, который держал свою руку у меня на бедре в течение всего ужина, иногда сжимая его. Однажды – это было очень давно – я видел, как Тэд Кеннеди и Дэн Куэйл встретились в Сенате, Они были друзьями, и они сжимали друг друга в объятиях, смеялись, и их лица были вот на столько близко. Они двигались, тёрлись и водили руками друг по другу вверх и вниз. А я думал: "Уединитесь в конце концов! Я не хочу все это видеть." Но у них есть эти навыки общения.
Другой случай: В прошлые выборы я следил за Миттом Ромни в Новом Хэмпшире. Он проводил предвыборную кампанию со своими пятью идеальными сыновьями: Бип, Чип, Рип, Зип, Лип и Дип (непереводимая игра слов). (Смех) И он заходит в закусочную. И он заходит в закусочную, представляет себя одной семье и говорит: "Вы из какой деревни в Новом Хэмпшире?" И потом он описывает дом, который у него был в их деревне. И так он обходит весь зал, и потом, когда он уходит из закусочной, он называет по именам всех, с кем он только что познакомился. Ну, я подумал: "Да, это навык общения."
Но парадокс заключается в том, что когда такие люди переключаются в режим проведения политики, эта общественная осознанность исчезает, и они начинают говорить как бухгалтеры. Итак, за время моей карьеры я видел целый ряд неудач. Когда Советский Союз распался, мы отправили туда экономистов с планами приватизации, и им на самом деле не хватало общественного доверия. Мы вводили войска в Ирак, не обращая внимания на культурные и психологические реалии. У нас был режим финансового регулирования, основанный на предположениях, что биржевые маклеры – это разумные существа, которые не станут делать глупостей. 30 лет я освещал в СМИ школьную реформу, и мы по сути реорганизовали бюрократические препоны – льготы, частные школы, поручительства, – но результаты разочаровывали нас год за годом. В действительности люди учатся у людей, которых они любят. И если вы не говорите о личных отношениях между учеником и учителем, то вы не говорите об этой действительности, но эта действительность вычеркнута из нашего процесса создания политического курса.
И это меня привело к вопросу: Почему самые социально-приспособленные люди на земле становятся полностью бесчеловечными, когда они думают о политике? И я пришел к заключению, что это симптом более крупной проблемы. Что на протяжении веков мы унаследовали взгляд на природу человека основанный на представлении, что мы разделенные сущности, что разум отделен от эмоций и что общество прогрессирует ровно настолько, насколько разум может подавить страсти. И это привело к взгляду на природу человека, согласно которому мы разумные личности, которые прямолинейно реагируют на стимулы. Это привело к взглядам на мир, где люди пытаются использовать предпосылки из физики для того, чтобы измерить поведение человека. И это привело к чудовищному отсечению, к поверхностному взгляду на природу человека.
У нас очень хорошо получается говорить о материальных вещах, но очень плохо получается говорить об эмоциях. Мы отлично говорим о навыках, о безопасности и здоровье, но у нас не получается говорить о характере. Аласдер МакИнтайр, известный философ, сказал: "У нас есть понятия о древней морали, о добродетели, чести, великодушии, но у нас больше нет системы, в которую мы связываем их." Таким образом, это привело к отсутствию глубины в политике, а также во многих других человеческих стремлениях.
Мы можем видеть это в том, как мы растим своих детей. Можно пойти в начальную школу в три часа дня и посмотреть на детей, которые оттуда выходят. У них на спине 35-килограммовые рюкзаки. Если их сдует ветром, они будут как тот жук, который упал и встать не может. Если посмотреть на машины, которые подъезжают, то это обычно Сааб, Ауди, или Вольво, потому что в определенных районах общественно приемлемо иметь роскошную машину, если она делается в стране, которая враждебно настроена к внешней политике США – это нормально. Детей забирают такие создания, которых я называю сверх-мамами, это женщины, успешно сделавшие карьеру, которые отвлеклись, чтобы удостовериться, что все их дети попадут в Гарвард. И обычно можно узнать сверх-мам, потому что они весят меньше, чем их собственные дети. (Смех) Значит, в момент зачатия они делают небольшие упражнения для ягодиц. Детишки выскакивают наружу, и им тут же показывают обучающие карточки по китайскому.
Они везут их домой, и хотят просветить их, поэтому ведут их в кафе-мороженое Ben & Jerry's, у которого своя внешняя политика. В одной из моих книг я шучу, что Ben & Jerry's следует сделать пацифистскую зубную пасту, которая не убивает бактерии, а только просит их уйти. Будет отлично продаваться. (Смех) И они ходят в Whole Foods за детской питательной смесью. А Whole Foods – это один из тех прогрессивных бакалейных магазинов, где кассиры выглядят, будто они временно предоставлены из Amnesty International. (Смех) Покупают там закуски на основе морской капусты под названием Veggie Booty с капустой, для тех детей, которые приходят домой и говорят: "Мама, мама, я хочу закуску, которая помогает предотвратить рак прямой кишки".
(Смех)
Так дети воспитываются определенным образом, прыгая через обручи таких достижений, которые мы можем измерить, – тесты для поступления в ВУЗ, гобой, футбол. Поступают в ведущие университеты, получают хорошую работу, и иногда становятся успешными в поверхностном понимании, зарабатывая кучу денег. И иногда можно увидеть их в местах отдыха типа Джексон Хоул или Аспен, и они уже стали элегантными и стройными, у них практически нет бедер; у них просто одна элегантная пара голеней над другой. (Смех) У них есть собственные дети, и они достигли генетического чуда, поженившись с красивыми людьми, так что их бабушки выглядят как Гертруда Штайн, их дочери выглядят как Холли Берри – я не знаю как это у них получилось. Они достигают этого и вдруг осознают, что сейчас модно иметь собак ростом в треть высоты потолка. И вот они заводят этих мохнатых 70-килограммовых собак, которые выглядят как велоцираптор и с именами персонажей из книг Джейн Остин.
И потом, когда они стареют, у них нет развитой жизненной философии, но они решают: "Я был во всём успешным, я просто не собираюсь умирать." И вот они нанимают персональных тренеров, они глотают Циалис как мятные леденцы. Их можно увидеть на горном склоне. Они на беговых лыжах забираются на гору с этакими мрачными выражениями лиц, которые делают Дика Чейни похожим на Джерри Льюиса. (Смех) И когда они проносятся мимо вас со свистом, такое чувство, что это был маленький железный изюм в шоколаде, поднимающийся в гору.
(Смех)
И это действительно часть того, что есть жизнь, но это отнюдь не всё, что есть жизнь. И в течение последних лет, я думаю, нам дали более глубокий взгляд на природу человека и более глубокий взгляд на то, кто же мы такие. И он основывается не на теологии или философии, а на изучении разума, во всех сферах исследований от неврологии до когнитивистов, поведенческих экономистов, психологов, социологов мы развиваем революцию в сознании. И когда собираешь это всё воедино, получается новый взгляд на природу человека. Он далек от холодного материалистического взгляда на природу, это новый гуманизм, это новая магия. И я думаю, что когда объединяешь эти исследования, начинаешь с трех ключевых догадок.
Первая – что пока сознательный ум пишет автобиографию нашего вида, наш бессознательный ум делает большую часть работы. Один из вариантов формулировки этого – разум человека может воспринимать миллионы частиц информации в минуту, из которых мы осознаем лишь около 40. И это приводит к странностям. Одна из моих любимых: люди с именем Дэннис имеют непропорционально большую вероятность стать дантистами, люди с именем Лоуренс становятся адвокатами, потому что бессознательно нас притягивает к вещам, которые звучат похоже. Именно поэтому я назвал свою дочь Президент США Брукс. (Смех) Следующее открытие – о том, что бессознательное – далеко не тупое и сексуально-ориентированное, а на самом деле достаточно умное. Одна из самых когнитивно сложных задач для нас – покупка мебели. Очень сложно представить диван, как он будет выглядеть у вас дома. И нужно это делать следующим образом: изучить мебель, дать ей помариноваться в мозгу, отвлечь себя, и затем через пару дней довериться своим инстинктам, потому что подсознание уже все просчитало.
Второе – то, что эмоции являются центром нашего мышления. Люди после инсульта или с повреждениями в зонах мозга, обрабатывающих эмоции, не являются супер-умными, они иногда совсем беспомощные. И гигант в этой области находится сегодня в этом зале и будет говорить завтра с утра – это Антонио Дамасио. Одну вещь он нам показал по-настоящему – это то, что эмоции не отделены от разума, но они являются основой разума, потому что они подсказывают нам, что ценить. И поэтому чтение эмоций и обучение им – это один из главных видов деятельности мудрости.
Теперь я человек среднего возраста, и я не очень комфортно себя чувствую с эмоциями. Одна из моих любимых историй про мозг описывает как раз людей среднего возраста. Их помещали в машину для сканирования мозга – это, кстати, сомнительно, но не важно – и им показывали фильм ужасов, а затем их просили описать свои чувства к их женам. И результаты сканирования были идентичными в обоих случаях. Это был абсолютный ужас. Так что когда я говорю об эмоциях, это как Ганди говорит об обжорстве, но это главный организующий процесс того, как мы думаем. Он говорит нам, что запечатлевать. Мозг содержит запись чувств в течение жизни.
И третье – то, что мы изначально не самодостаточные личности. Мы социальные животные, а не рациональные животные. Мы рождаемся из отношений, и мы глубоко взаимосвязаны друг с другом. И поэтому когда мы видим другого человека, мы воспроизводим в нашей собственной голове то, что мы видим в их голове. Когда мы смотрим погоню на машинах в кино, это почти словно мы сами участвуем в погоне. Когда мы смотрим порнографию, это немного будто мы сами занимаемся сексом, хотя, вероятно, не так приятно. То же мы видим, когда влюблённые идут по улице, когда толпа в Египте или Тунисе захвачена эмоциональным волнением, – глубокое взаимопроникновение. Эта революция по поводу того, кто мы есть, мне кажется, дает нам другой взгляд на политику, и важнее всего, другой взгляд на человеческий капитал.
Мы сейчас дети французского Просвещения. Мы верим, что разум является высшей способностью. Но я думаю, это исследование показывает, что британское Просвещение, или шотландское Просвещение, – такие как Дэвид Хьюм, Адам Смит, – на самом деле имели лучшее представление о том, кто мы есть, о том, что разум часто слаб, а чувства сильны, и наши чувства часто заслуживают доверия. Эта работа исправляет предвзятость в нашей культуре, эту глубокую человеческую предвзятость. Она дает нам более глубокий смысл, о том, что на самом деле значит для нас процветать в этой жизни. Когда мы думаем о человеческом капитале, мы думаем о вещах, которые мы можем легко измерить, таких как оценки, тесты в ВУЗе, учёные степени, количество лет образования. Что на самом деле нужно, чтобы иметь содержательную жизнь, жить хорошо – это более глубокие вещи, вещи, для которых у нас на самом деле нет слов. Так дайте мне назвать только парочку таких вещей, к пониманию которых нас подталкивает это исследование.
Первый дар, или талант, это ментальное зрение – способность проникнуть в ум другого человека и узнавать то, что он может предложить. Дети рождаются с этой способностью. Мельцофф из Вашингтонского Университета склонился над ребенком, которому было 43 минуты от роду. Он показал ребенку язык. Ребенок показал ему свой язык в ответ. Дети от рождения могут проникать в сознание матери и скачивать оттуда то, что они найдут – их модели для понимания реальности. В США 55 процентов детей ведут глубокие двухсторонние разговоры с матерью, и они перенимают модели взаимодействия с другими людьми. И эти люди, у которых есть модели взаимодействия, имеют огромное преимущество в жизни. Ученые из Университета Минессоты провели исследование, в котором они для 18-месячных детей смогли предсказать с точностью 77%, кто из них закончит среднюю школу, на основании того, была ли у них хорошая связь с матерью. 20% детей не имеют таких отношений. Они, как мы называем это, связаны замкнуто. Им сложно выстраивать отношения с другими людьми. Они идут по жизни как парусники, меняя курс по ветру: они хотят стать ближе к людям, но по сути не имеют модели как это сделать. Итак, этот первый навык – как поглощать знание, полученное от других.
Второй навык – это уравновешенность. Способность хранить спокойствие, чтобы понять отклонения и неудачи в собственном сознании. Так, например, мы все – самоуверенные машины. 95% наших профессоров говорят, что они являются учителями выше среднего. 95% студентов колледжей говорят, что их социальные навыки выше среднего уровня. Журнал Тайм спросил американцев: "Входите ли вы в 1% людей, зарабатывающих больше всех?" 19% американцев считают, что входят в этот один процент. (Смех) Это, кстати, черта, связанная с половой принадлежностью. Мужчины тонут в два раза чаще женщин, потому что мужчины считают, что они-то могут переплыть это озеро. Но у некоторых людей есть способность и осознание своей собственной предвзятости, своей самоуверенности. У них есть эпистемологическая скромность. Они открыты и восприимчивы перед лицом неопределенности. Они способны регулировать силу выводов в соответствии с силой доказательств. Они любопытны. И эти черты часто не коррелируют с уровнем интеллекта.
Третья черта – это медес, это греческое слово, мы могли бы назвать это школой улицы. Это чувствительность к физическому окружению, способность улавливать структуру окружающей среды, улавливать суть. Одна из моих коллег в Таймс сделала прекрасную историю о солдатах в Ираке, которые могли посмотреть на улицу и каким-то образом определить, нет ли там самодельной бомбы или мины. Они не могли объяснить, как они это делают, но они могли почувствовать холод, и они были чаще правы чем неправы. Третье – то, что можно назвать симпатией, – способность работать в группе. И это оказывается исключительно полезным, потому что группы умнее, чем отдельные личности, и группы, которые работают вместе вживую, гораздо умнее, чем группы, которые общаются через электронные средства, потому что 90% нашего общения невербальное. И эффективность группы не определяется коэффициентом интеллекта группы, а определяется тем, насколько хорошо они общаются, как часто они дают друг другу слово в разговоре.
Тогда можно говорить о такой черте, как смешивание. Любой ребенок может сказать "Я тигр", притвориться тигром. Это кажется так элементарно. Но на самом деле это феноменально сложно – взять идею "я" и идею "тигр" и смешать их вместе. Но это источник инноваций. Что сделал Пикассо, например? Он взял концепцию западного искусства и концепцию африканских масок и смешал их вместе – не только геометрию, но и моральные системы, которые они влекут за собой. И снова это навыки, которые мы не можем посчитать и измерить.
И наконец, последнее, о чем я расскажу, это то, что можно назвать лимерентностью. И это не способность, это драйв и мотивация. Сознание жаждет престижа и успеха, а подсознание жаждет этих моментов трансцендентности, когда исчезает граница нашего черепа, и мы растворяемся в каком-то деле или задаче – когда мастер чувствует себя растворённым в своем ремесле, натуралист чувствует слияние с природой, а верующий человек растворяется в любви Господа. Это то, чего жаждет подсознание. И многие из нас чувствуют это в любви, когда любовники чувствуют, что они одно целое.
Одно из самых красивых описаний, с которым я столкнулся в этом исследовании того, как умы переплетаются, было дано великим теоретиком и ученым Дугласом Хофштадтером из Университета Индианы. Он был женат на женщине по имени Кэрол, и у них были прекрасные отношения. Когда их детям было пять лет и два года, у Кэрол случился инсульт и опухоль мозга, и она внезапно умерла. И Хофстадтер написал книгу под названием "Я – парадоксальная цепь" И по ходу этой книги он описывает момент несколько месяцев после смерти Кэрол: он видит ее фотографию на камине или на комоде в своей спальне.
И вот что он пишет: "Я посмотрел на ее лицо, и я посмотрел так глубоко, что почувствовал, будто я внутри ее головы. И вдруг я обнаружил, что слёзы текут по щекам, а я повторяю: "Это я. Это я." И эти простые слова вернули столько мыслей, которые у меня были раньше, о слиянии наших душ в одно существо более высокого уровня, о том, что в сокровенной части обеих наших душ лежат идентичные надежды и мечты о наших детях, об ощущении, что эти надежды не были отдельными или индивидуальными, а были просто одной надеждой, одной четкой вещью, которая определяла нас обоих, которая спаяла нас в одно целое – в нечто, что я лишь слабо представлял себе до того, как женился и стал отцом. Я понял, что, несмотря на то что Кэрол умерла, эта сокровенная часть её вовсе не умерла, но продолжала непреклонно жить в моем мозгу."
Греки говорят, что мы страдаем на нашем пути к мудрости. Через свои страдания Хофштадтер понял, насколько глубоко мы все взаимосвязаны. Через неудачи в политике за последние 30 лет мы пришли к осознанию, я думаю, того, насколько поверхностным был наш взгляд на природу человека. И теперь, когда мы лицом к лицу с этой поверхностностью и неудачами из-за нашей неспособности достичь глубин понимания того, кто мы такие, приходит эта революция в сознании – люди в столь многих областях исследуют глубины нашей природы и обнаруживают это волшебство, этот новый гуманизм. И когда Фрейд открыл свой смысл бессознательного, это имело огромное влияние на настроения тех времен. Теперь мы открываем более верное представление бессознательного – того, кто же мы такие в глубине души. И это будет иметь удивительное, глубокое и гуманизирующее влияние на нашу культуру.
