Автор «Фрикономики» Стивен Левитт представляет новые данные о финансовой стороне наркоторговли. Вопреки распространенному мифу, утверждает Левитт, торговать наркотиками на улицах не так уж и прибыльно. Заработки там мизерные, и вдобавок твой босс может тебя убить.
Вы будете рады узнать, что я расскажу вам не о своей трагедии, а о трагедии других людей. Над трагедией других гораздо легче подшучивать, чем над своей собственной, а я все-таки хочу придерживаться тона этой конференции.
Если... если верить СМИ, у наркоторговцев на пике эпидемии крэк-кокаина была очень «гламурная жизнь», как выражается Вирджиния Пострел. У них были деньги, у них были наркотики, оружие, женщины, вообще, все, что захочешь — драгоценности, дорогие побрякушки — все было.
Сегодня я расскажу вам, что на самом деле, на основе десяти лет исследований, уникальной возможности оказаться внутри банды, — увидеть ее бухгалтерию, финансовые сводки — оказывается, что жизнь бандитов была не такой уж и гламурной. Наоборот, я думаю, в действительности, быть в банде — продавать наркотики в банде — это, наверное, худшая работа в Америке. В этом я и хотел бы вас сегодня убедить.
Я хочу сделать три вещи. Во-первых, я хочу объяснить, каким образом — и почему — крэк-кокаин так сильно повлиял на банды в бедных районах. Во-вторых, я хочу рассказать вам, каким образом такой человек, как я, получил возможность увидеть внутреннее устройство банды. Это интересная история, я думаю. И в-третьих, я хочу рассказать вам, хотя бы очень поверхностно, кое-что из того, что мы обнаружили при рассмотрении финансовых документов — бухгалтерии — банды.
Но перед тем, как я начну, я должен вас предупредить, что эта презентация получила рейтинг R от Американской киноассоциации. В ней есть темы, не предназначенные для детей, ненормативная лексика. Видя, кто перед вами выступает, вы обрадуетесь, узнав что обнаженной натуры не будет, если только — (Смех) — не произойдет неожиданных «неполадок в гардеробе». (Смех)
Давайте начнем с разговора о крэк-кокаине, и о том, как он преобразил банды. Для этого нам придется вернуться ко времени до крэк-кокаина, к началу 80-х, и посмотреть на это время с точки зрения главаря банды. Быть главарем банды в бедных районах было совсем неплохо, в середине 80-х. В начале 80-х, скажем.
У него было много власти, он мог кого-то побить, это было престижно, его уважали. Но у него не было денег, ОК? У банды не было возможности заработать. Они не могли собирать членские взносы, — у членов банды не было денег. На продаже марихуаны много заработать не получалось. Марихуана слишком дешевая, как выясняется. Продавая марихуану, не разбогатеешь. Продавать кокаин они не могли. Кокаин, вообще-то, отличный продукт — кокаиновый порошок — но надо иметь знакомства среди белых и богатых. А большинство бандитов из бедных кварталов не знали никого из белых и богатых — поэтому они не могли продавать на этом рынке. Мелким разбоем тоже не разбогатеешь. Как выясняется, разбой — отвратительный способ заработать.
Так что в результате, как главарь банды, ты имел, ну, некоторую власть. Это было неплохо. Но в итоге ты жил дома с мамой. Так что карьеры в этом не было. В этом было — просто был предел тому, насколько влиятельным можно стать, живя дома с мамой.
И тут появился крэк. Заимствуя фразу у Малкольмa Гладуэлла, скажем, что крэк-кокаин был для бедных районов, как томатный соус с крупными кусочками. (Смех) Потому что крэк-кокаин был невероятным нововведением. У меня нет времени, чтобы рассказать об этом сегодня. Но если задуматься, я бы сказал, что за последние двадцать пять лет, среди всех изобретений и нововведений, произошедших в этой стране, самым важным, с точки зрения влияния на благосостояние людей, живущих в бедных районах, стал крэк-кокаин. И влияния к худшему — не к лучшему, к худшему. Он имел огромное влияние на жизнь.
Что же в крэке особенного? Это гениальный способ получить наркотический кайф. Крэк можно курить — порошковый кокаин не курится — а курение – это гораздо более эффективный механизм достижения кайфа, чем нюхание. Оказалось, что существовало множество людей, которые не предполагали, что они хотят крэка, до тех пор, пока он не появился. А это был идеальный наркотик. Можно было продавать — покупать кокаин, который был в его составе, за доллар, а продавать за пять. Очень быстрое привыкание — кайф очень короткий. Так что на пятнадцать минут ты получаешь сильный кайф. А затем, когда он проходит, тебе больше всего на свете хочется его вернуть.
Появился отличный рынок сбыта. И для людей, управляющих бандой это был отличный способ, казалось бы, много заработать. По крайней мере, для верхушки.
Тут-то и появляемся мы. На самом деле не я — я во всем этом лишь статист. Мой соавтор, Судир Венкатеш — он главный герой. Он изучал математику в колледже, у него было доброе сердце, и он решил стать доктором социологии. Приехал в Чикагский университет. Три месяца до того, как он приехал в Чикаго, он провел, следуя за группой «Грэйтфул Дэд». И, как он сам выразился, «выглядел, как придурок». Он выходец из южной Азии — очень темнокожий. Крупный мужчина, а волосы у него были, по его словам, «до задницы». Не вписывался ни в какие рамки. Черный или белый? Мужчина или женщина? На него любопытно было поглядеть.
Так он и появился в университете Чикаго. А известный социолог, Вильям Юлиус Вильсон, как раз писал книгу, для которой нужно было опрашивать людей по всему Чикаго. Он бросил один взгляд на Судира, который собирался проводить для него опросы, и решил, что точно знает, куда того послать — в один из самых трудных районов города, в печально известные квартиры для малоимущих. И не только в Чикаго, но и во всех Соединенных Штатах.
И Судир — мальчишка из благополучного пригорода, который никогда толком не бывал в бедных районах — послушно взял свой планшет и, в общем, пошел в эти трущобы. Подходит к первому зданию. Первое здание? Там никого нет. Но он слышит голоса выше, на лестничной клетке, и он карабкается наверх. Поворачивает за угол — и видит группу молодых афроамериканцев, играющих в кости.
Дело происходит примерно в 1990-м — на пике эпидемии крэка. Это очень опасная работа, быть бандитом — и бандиты не любят неожиданностей. Не любят людей, которые неожиданно появляются из-за угла. Главным правилом было «Сначала стреляй, разбирайся потом». Но Судиру повезло. Он настолько по-идиотски выглядел — и этот планшет, вероятно, спас ему жизнь, поскольку они решили, что никакой бандит-конкурент не придет в них стрелять с планшетом. (Смех)
Так что его не очень-то тепло приветствовали, но сказали: Ну, ладно, давай, задавай свои вопросы. Я не шучу, первый вопрос в опросе, который его послали проводить, был: Как вы себя чувствуете, являясь бедным и чернокожим в Америке? (Смех) Заставляет задуматься о научных сотрудниках, а? (Смех)
А варианты ответа были: Очень хорошо, Хорошо, Плохо, и Очень плохо. Судир узнал, что на самом деле правильным ответом будет — (Смех) Этот опрос, в конечном счете, не вызволил Судира. Его продержали заложником на лестнице всю ночь. Было много стрельбы — много философских дискуссий с членами банды. Утром появился главарь. Посмотрел на Судира, решил, что тот не представляет опасности, и его отпустили домой. Так что Судир пошел домой. Принял душ, поспал.
Вы или я, наверняка, в такой ситуации, решили бы: Ну что ж, напишу диссертацию о «Грэйтфул Дэд». Я три месяца за ними ездил. (Смех)
Судир же вернулся назад — пошел обратно в трущобы. Поднялся наверх, на второй этаж, и сказал: Ребята, вчера с вами было так весело, можно сегодня повторить? И это стало началом замечательных отношений, в результате которых Судир периодически жил в этих домах для малоимущих в течение десяти лет, тусовался в наркопритонах, следовал за членами банды в тюрьму; ему простреливали стекла в машине, полицейские врывались к нему в квартиру, воровали его компьютерные диски — чего только не было. Но у этой истории счастливый конец для Судира, который стал одним из самых уважаемых социологов в стране. И особенно для меня, сидевшего в своем офисе с открытой таблицей Еxcel, и ждавшего, пока Судир не придет и не принесет мне последние данные — данные, которые он получал от банды. Это очень неравное соавторство — (Смех) — но я был рад получать от него пользу.
И что же мы выяснили? Что мы выяснили о банде? Скажу одно — мы получили доступ ко всем членам банды. Мы смогли посмотреть на банду изнутри, от самых низов и до самых верхов. Они доверяли Судиру — как никому из исследователей — и вообще никому, никакому чужаку — никогда не удавалось завоевать доверие этих бандитов до такой степени, что они предоставили доступ к тому, что было мне наиболее интересно: к своей бухгалтерии, к финансовым документам, которые они вели. И они предоставили их нам. Мы могли не только изучать их, мы могли задавать им вопросы о том, что там было.
Мне придется кратко резюмировать за то короткое время, что у меня есть, в чем состоит главный вывод из того, что я понял об этой банде. Он в том, что, если бы мне пришлось провести параллель между бандой и любой другой организацией, я бы сказал, что банда больше всего похожа на Макдоналдс. По многим признакам это — закусочная Макдоналдс.
Во-первых, — и это может быть не самое интересное, но с этого удобно начать, — тем, как она организована. Иерархия банды, то, как она выглядит. Вот как выглядит организационная структура банды. Не знаю, что вы знаете об организационных структурах, но если бы вы составили обедненную и упрощенную организационную структуру Макдоналдса, она бы выглядела абсолютно так же. Это невероятно, но верхушка банды, они и впрямь называют себя «совет директоров». (Смех)
Судир говорит, что не то, чтобы у этих парней был искушённый взгляд на то, что, скажем, происходит в американской корпоративной жизни. Но они смотрели фильмы типа «Уолл-стрит», и они подучили немножко о том, как все происходит в реальном мире. Затем, под советом директоров, находятся... практически региональные вице-президенты — люди, которые контролируют, скажем, южные кварталы Чикаго, или западные кварталы Чикаго.
Судир близко познакомился с парнем, которому выпало прискорбное задание попробовать взять отделение франчайза в штате Айова. (Смех) Что, как оказалось для этой черной банды, было одним из не самых блестящих финансовых начинаний, в которых они участвовали. (Смех)
Но что делает банду особенно похожей на Макдоналдс — это франчайзи. Это те люди, что управляют местными бандами — зонами четыре на четыре квартала — в некотором смысле, они совсем как те люди, что управляют отделениями Макдоналдс. Это предприниматели. Они получают эксклюзивное право контролировать наркоторговлю. Они получают «торговую марку» банды, для мерчандайзинга и маркетинга. Они, собственно, зарабатывают или теряют деньги, в зависимости от того, насколько хорошо они ведут бизнес.
Но группа, на которую я особенно хочу обратить ваше внимание, это те, кто находится внизу, — простая «пехота». Это тинэйджеры, обычно, которые стоят на углах, продают наркотики. Это очень опасная работа. Важно отметить, что почти вся масса, все люди в этой организации находятся внизу. ОК, совсем как Макдоналдс. Так что в некотором смысле, «пехотинцы» очень похожи на людей, которые принимают ваш заказ в Макдоналдсе. И в самом деле, это не просто совпадение, что они похожи. В действительности, в этих кварталах, это одни и те же люди. Те же подростки, что работали на банду — в то же время они обычно подрабатывали в заведении типа Макдоналдс. Что уже, по-моему, предвещает главный результат, о котором я говорил, о том насколько паршивая работа быть бандитом. Ведь, очевидно, если бы быть бандитом было бы так замечательно и доходно, с чего бы эти ребята подрабатывали в Макдоналдсе?
Так как же выглядят их доходы? Это может вас удивить. Но на основе реальной возможности поговорить с ними, увидеть их отчетность, вот как выглядят их доходы. Почасовая зарплата «пехотинца» — 3,50 в час. Меньше минимальной зарплаты. И это подтверждено документами. Это легко видеть по их покупкам. Это на самом деле не выдумка — это факт. У банды было очень мало денег, особенно внизу.
Если тебе удалось подняться — скажем, стать местным вожаком, эквивалентом макдональдсовского франчайзи — ты бы зарабатывал 100 000 долларов в год. И, в некотором роде, это лучшая работа, на которую ты можешь надеяться, если ты молодой черный парень, выросший в одном из этих районов. Если ты сумел подняться на самый верх, ты можешь надеяться на 200 000 или 400 000 долларов в год. Несомненно, ты добился большого успеха.
И одна из самых печальных сторон всего этого, среди прочих последствий крэк-кокаина, в том, что самые талантливые в этих общинах — старались добиться именно этого. Они не пытались добиться успеха легальными путями, потому что у них не было легальных выходов из положения. Это был лучший выход. И это был правильный выбор, наверное, попытаться выбраться — таким образом. Посмотрите сюда.
Сравнение с Макдоналдсом тут перестает работать. Деньги примерно одинаковые. Чем плоха эта работа? А плоха она тем, что очень часто в тебя стреляют. Тогда, если в тебя стреляют, какова смертность? Мы обнаружили, что наша банда — но, правда, это была не совсем обычная ситуация. Это было особенно жестокое время — много войн между бандами — поскольку эта банда и впрямь стала очень успешной. Но были и затраты. Вероятность умереть — не говоря уже о вероятности быть арестованным, попасть в тюрьму, быть раненым — вероятность умереть в нашей выборке была 7 процентов в год. Оставаясь в банде четыре года, ты можешь погибнуть с вероятностью 25 процентов. Выше практически не бывает.
Для сравнения, рассмотрим другие виды деятельности, которые мы считаем очень рискованными. Скажем, вы убийца, вас признали виновным в убийстве и отправили в камеру смертников. Оказывается, уровень смертности в камере смертников — от всех причин, включая смертную казнь — два процента в год. (Смех) Так что гораздо безопаснее быть заключенным в камере смертников, чем продавать наркотики на улице.
Это дает повод задуматься — заставляет задуматься — тех из вас, кто верит, что смертная казнь будет иметь огромный эффект в предотвращении преступлений. Чтобы дать вам представление о том, как плохо было в бедных районах во время эпидемии крэка — я не выбираю специально все плохое, но на самом деле, тут есть еще, о чем рассказать. Если посмотреть на смертность — просто среди случайной выборки молодых черных мужчин в бедных районах по Соединенным Штатам, — смертность во время крэка была примерно один процент. Это очень много. И это насильственные смерти — это невероятно, в каком-то смысле.
Чтобы оценить масштаб, если сравнить с солдатами в Ираке, например, участвующими в войне прямо сейчас: 0,5 процента. Определенным, и очень буквальным, образом, молодые черные мужчины в этой стране росли в зоне военных действий, вполне в том же смысле, в котором солдаты в Ираке участвуют в войне.
Зачем же, спросите вы, кто-то станет стоять на углу улицы и продавать наркотики за 3,50 в час, с 25-ти процентной вероятностью умереть в ближайшие четыре года? Зачем они станут этим заниматься? Я думаю, есть несколько ответов.
Я думаю, что первый ответ в том, что их обмануло время. В прошлом, членство в банде было «переходным обрядом». Молодежь контролировала банду — тот, кто старел, уходил из банды. И получилось так, что люди, бывшие в нужном месте в нужное время — люди, которые возглавляли банду в середине-конце 80-х — очень сильно разбогатели. И было естественно подумать: «Следующее поколение — они состарятся и уйдут, как и все до них, и поколение за ним захватит власть и разбогатеет».
Тут есть поразительное сходство, по-моему, с интернет-бумом, правда? Первая группа людей в Кремниевой долине очень сильно разбогатела. И тогда все мои друзья сказали: «Возможно нам стоит заняться тем же». И они готовы были работать задешево, за фондовыe опционы, которые так и не материализовались. В некотором смысле, то же самое случилось с людьми, которых мы рассматриваем - они были готовы начинать с самых низов. Так же, как, скажем, адвокат в адвокатской конторе, — начинающий адвокат готов начинать с низов, работать восемьдесят часов в неделю за небольшие деньги, чтобы стать совладельцем. Получилось, что правила поменялись, а они так и не стали совладельцами.
Те же люди, что управляли всеми главными бандами в конце 1980-х, все еще управляют главными бандами Чикаго и сегодня. Они так и не поделились богатством. Так что все застряли на работе с зарплатой 3,50 в час, и это оказалось полным провалом.
Еще банда очень, очень умело вела маркетинг и прибегала к различным хитростям. Например, бандиты делали следующее — зачастую, у главарей банды была большая свита, они водили дорогие машины и покупали дорогие украшения. Но потусовавшись с ними подольше, Судир постепенно понял, что на самом деле это не их машины. Они просто брали их в аренду — потому что не могли себе позволить дорогих машин. И у них не было золотых украшений — только позолоченные. Тут разница, скажем так, между действительно-настоящим и поддельно-настоящим.
Чего они только не делали, чтобы обмануть молодых, чтобы те думали, как здорово быть в банде. Например, они давали 14-летним пацанам, давали им пачку денег, на время. И этот пацан говорил: «Ну ладно...» Потом он рассказывал своим друзьям: «Глядите, сколько денег я получил от банды». Это были не его деньги, пока он их не тратил. И практически он был в долгу у банды, и становился батраком на какое-то время. У меня осталось несколько минут.
Давайте я сделаю одну вещь. Я не думал, что у меня будет на это время, рассказать о том, что мы выяснили об экономике, изучая эту банду. Экономисты часто говорят на специализированном жаргоне. Часто наши теории с треском проваливаются, когда мы получаем данные. Но, что интересно, в этих обстоятельствах, оказалось, что некоторые экономические теории, которые плохо работали в реальной экономике, работали очень хорошо в нарко-экономике — в каком-то смысле потому, что это необузданный капитализм. Есть экономический принцип — одна из основных идей в трудовой экономике, называется «компенсирующая разница». Идея в том, что добавка к зарплате, необходимая работнику, чтобы он стал одинаково склонен выполнить любое из двух заданий — одно из которых неприятнее, чем другое — эту прибавку называют «компенсирующая разница». Это то, из-за чего мы думаем, что мусорщикам, наверное, платят больше чем садовникам, так?
По словам одного из бандитов, объясняет это — Выясняется — но я забегаю вперед. Выясняется, что бандиты, когда идет война, платят «пехоте» в два раза больше. Это в точности та же идея. Потому что они не хотят рисковать. Как хорошо сказал один из бандитов — Он сказал: «Ты бы стал тут стоять, когда все это дерьмо» — он имеет ввиду стрельбу — «все это дерьмо происходит? Нет? Так если я должен жизнью рисковать, то гони наличность, чувак». В общем, я думаю, гангстер описывает это лучше, чем экономист, то, что происходит. (Смех)
Или вот еще. Экономисты говорят о теории игр — у каждой игры для двух участников есть равновесие Нэша. А вот как это звучит в интерпретации члена банды. Они говорят о том, почему они не идут стрелять — оказывается, было бы отличной тактикой для банды, пойти пострелять в воздух — просто пострелять на территории другой банды — и все будут бояться ходить туда за наркотиками. И будут ходить в твой район.
И вот что он говорит о том, почему они так не делают. Он говорит «Если мы начнем там стрелять», — на территории другой банды — «никто, врубаешься, никто к ним не пойдет. Но тут надо осторожно, а то они могут здесь тоже пострелять, и тогда нам всем капец.» (Смех) Та же самая идея. Но, опять же, иногда экономисты ошибаются. Мы обнаружили в данных одну вещь, в том... Главарю банды всегда платили. Не важно, как плохи были дела, себе он всегда платил.
У нас были теории о движении наличности, о нехватке доступа к рынкам капитала, и так далее. Но когда мы спросили гангстера, «Почему у тебя всегда есть зарплата, а у твоих подчиненных не всегда?» И он ответил, «Все эти ниггеры под тобой хотят занять твое место, врубаешься? Если ты начинаешь урезать свою зарплату, они увидят, что ты слабак, в натуре». И вот что я подумал: Генеральные директорa часто платят себе миллионные премии, даже если компании теряют деньги. И экономисту бы в голову не пришло, что идея о «слабаке, в натуре» может и в самом деле быть важной. Но может быть — может быть «слабак, в натуре» — может быть «слабак, в натуре» — это важная гипотеза, над которой стоит подумать.
