Хирург-новатор Сьюзен Лим выполнила первую трансплантацию печени в Азии. Но моральный аспект пересадки (откуда берётся донорская печень и т. п.) заставил её пойти ещё дальше и поставить вопрос, можем ли мы пересаживать только клетки, а не органы. На конференции INK она рассказывает о своём новом исследовании, в ходе которого она обнаружила целительные клетки в некоторых неожиданных местах.
У меня была привилегия учиться трансплантации у двух великих новаторов хирургии: Томаса Старзла, который провёл первую в мире успешную пересадку печени в 1967 году, и сэра Роя Кална, который на год позже провёл первую трансплантацию печени в Великобритании. Я вернулась в Сингапур и в 1990 году провела первую в Азии успешную трансплантацию печени, взятой у трупа, несмотря на все сложности. Теперь, когда я вспоминаю об этом, понимаю, что пересадка была самой простой частью. Несколько сложнее было найти деньги на операцию. Но, вероятно, самым сложным было убедить органы управления, – этот вопрос обсуждался в парламенте, – что молодой женщине-хирургу может быть дозволено стать первой в её стране. 20 лет спустя моя пациентка Суриндер остаётся наиболее долго живущей с печенью, пересаженной от трупа, в Азии. (аплодисменты) И что, вероятно, более важно, я – гордая крёстная мать её 14-летнего сына.
(аплодисменты)
Но не все пациенты в списке ожидания на пересадку такие счастливчики. На самом деле у нас просто недостаточно донорских органов, чтобы обеспечить их. Спрос на донорские органы продолжает расти, по большей части, за счет старения населения, а их наличие остаётся относительно неизменным. Только в США в списке ожидания на пересадку органов – 100 000 мужчин, женщин и детей, и более десяти человек умирает каждый день из-за недостатка донорских органов. Сообщество трансплантологов проводит кампании по пожертвованию органов, и дар жизни теперь получают не только от доноров с погибшим мозгом, но и от живых родственных доноров – родственников, кто мог бы пожертвовать орган или часть органа, например, отдать часть печени родственнику или любимому.
Но поскольку донорских органов всё равно не хватает, дар жизни теперь получают не только от живых родственных доноров, но и живых не родственных. А это уже приводит к беспрецедентной и неожиданной моральной проблеме. Как можно быть уверенным, что такая жертва добровольна и альтруистична, а не получена путём принуждения, например, от смиренного супруга, свояка, слуги, раба, работника по найму? Где и как мы можем провести черту? В азиатской части мира множество людей находится за чертой бедности. В некоторых районах коммерческая передача органа в обмен на денежное вознаграждение привела к процветающему бизнесу среди живых не родственных доноров.
Вскоре после того, как я впервые пересадила печень, я получила новое задание: я ходила по тюрьмам и собирала органы казнённых преступников. В это время я была беременна. Предполагается, что беременность должна быть радостным периодом в жизни любой женщины, но мой радостный период был омрачён отвратительными мыслями – о том, что нужно пройти через блок, где содержали смертников, ибо это был единственный путь к моей импровизированной операционной. И каждый раз я чувствовала на себе холодящий взгляд осуждённых на смерть. И два года я боролась с дилеммой: вставать ли в полпятого утра в пятницу утром, ехать в тюрьму, переодеваться, мыться, готовиться принять тело казнённого преступника, вынимать органы и транспортировать их в больницу реципиента, и затем имплантировать этот дар жизни реципиенту в тот же день. Без сомнения, мне сообщали, что согласие получено.
Но... в моей жизни мастерство хирурга, которое я обрела, стало вызывать ощущение конфликта, конфликта между предельной скорбью и сомнениями на рассвете и праздничной радостью во время имплантации дара жизни на закате. Подобный опыт испортил жизнь нескольким коллегам в моей команде. Вероятно, некоторые из нас сублимировали, но никто не остался прежним. Я беспокоилась, что изъятие органов казнённых преступников настолько же спорно с точки зрения морали, как и сбор стволовых клеток человеческих зародышей. И я поняла, что как хирург-новатор, с точки зрения влияния, которое у меня есть, я должна говорить за тех, у кого нет такого влияния. И я стала размышлять, нет ли лучшего способа, способа перехитрить смерть и доставить дар жизни, что могло бы серьёзно повлиять на миллионы пациентов во всём мире.
Как раз в это время развивалась хирургическая практика: от большого к малому, от широких разрезов к местным операциям с минимальными разрезами. Концепция пересадок тоже изменилась – от целых органов к клеткам. В 1988 году в Университете Миннесоты я участвовала в небольшой серии пересадок цельных поджелудочных желёз. Я видела, что есть технические сложности. И это вдохновило меня на то, чтобы перейти от пересадки целых органов к пересадке, возможно, лишь клеток. Я подумала: почему бы не взять отдельные клетки из поджелудочной, – клетки, которые вырабатывают инсулин и лечат диабет, – и пересадить эти клетки? Технически операция куда проще, чем бороться со сложностями пересадки цельного органа.
В это же время стали разворачиваться исследования стволовых клеток, после того как в 1990-х впервые в мире выделили стволовые клетки эмбриона человека. Тот факт, что стволовые клетки, как первоначальные образцы, могли дать начало многообразию различных клеток, – клеткам сердца, печени, клеткам поджелудочной, – притягивал внимание СМИ и возбуждал воображение общественности. Я тоже была очарована этой новой и революционной клеточной технологией, и это привело к сдвигу в моём сознании от пересадки цельных органов к пересадке клеток. Я сосредоточилась на исследовании стволовых клеток как возможного источника для пересадки клеток.
Сейчас мы понимаем, что есть много видов стволовых клеток. Стволовые клетки эмбрионов вышли на передний план в основном из-за их плюрипотентности, то есть их способности дифференцироваться в множество различных типов клеток. Однако моральные споры вокруг эмбриональных стволовых клеток, а именно клеток, полученных из человеческих эмбрионов пяти дней от роду, способствовали исследованиям других типов стволовых клеток.
Несмотря на насмешки моих коллег, я вдохновила свою лабораторию на исследования того, что мне кажется наименее сомнительным источником стволовых клеток, а именно жировой ткани. Да-да, жира! Жир сегодня доступен в огромных количествах, я думаю, мы с вами были бы рады избавиться от него. Выведенные из жира стволовые клетки – это клетки взрослых, а стволовые клетки взрослых есть у каждого из нас – в нашей крови, костном мозге, в нашем жире, коже и других органах. И оказывается, что жир – один из лучших источников взрослых стволовых клеток. Но взрослые клетки – это вам не эмбриональные клетки, у них есть ограничение: взрослые стволовые клетки – зрелые, и, как зрелые человеческие существа, эти клетки более ограничены в своих намерениях и более ограничены в своём поведении. Они не могут положить начало широкому разнообразию специализированных клеток, как это делают эмбриональные клетки.
Но в 2007 году две выдающихся личности, Шиния Яманака из Японии и Джейми Томпсон из США, сделали поразительное открытие. Они обнаружили, что взрослые клетки, которые есть у нас с вами, можно перепрограммировать, чтобы они стали как эмбриональные, и они называли их IPS-клетками, стволовыми клетками с искуственной плюрипотентностью. Теперь угадайте, что сейчас стараются сделать учёные в лабораториях всего мира? Они стараются преобразовать стареющие взрослые клетки, которые есть у нас с вами, перепрограммировать эти клетки в более полезные IPS-клетки. В нашей лаборатории мы занимаемся тем, что берём жир и перепрограммируем горы жира в фонтаны молодых клеток, которые затем можно использовать для формирования других, более специализированных клеток, которые однажды можно будет использовать для пересадки. Если эти исследования будут успешными, они помогут снизить потребность в исследованиях и в жертвах человеческих эмбрионов.
Конечно, вокруг этого подняли много шума, но есть надежда, что стволовые клетки однажды станут средством лечения всего диапазона патологий. Заболевания сердца, инсульт, диабет, повреждения спинного мозга, мышечная дистрофия, заболевания сетчатки глаз... Возможно, некоторые из этих патологий имеют отношение и к вам?
В мае 2006 года со мной случилась ужасная вещь. Я собиралась проводить операцию с использованием робота, но выходя из лифта в яркий свет операционной, я вдруг ощутила, что левая часть моего поля зрения начинает тонуть в темноте. На той неделе я довольно сильно ударилась во время катания на лыжах. Да, я упала так, что искры посыпались из глаз, и я поначалу списала это на то, что долго пробыла на солнце и на большой высоте. То, что случилось со мной, могло бы иметь катастрофические последствия, если бы рядом не оказалось хорошей хирургии. Моё зрение восстановилось, правда, только после длительной реабилитации – я провела три месяца в положении лицом вниз. Этот случай научил меня больше сопереживать пациентам, особенно с заболеваниями сетчатки глаза.
Во всём мире 37 миллионов слепых людей, плюс ещё 127 миллионов с ослабленным зрением. Сейчас ведутся исследования по выведению трансплантатов сетчатки из стволовых клеток, и однажды они восстановят или частично восстановят зрение миллионов с заболеваниями сетчатки во всём мире. Мы действительно живём в многообещающие и волнующие времена. Население планеты стареет, и учёные стараются найти новые способы, как увеличить способность нашего тела исцелять себя при помощи стволовых клеток.
Это научный факт, что когда наши органы или ткани повреждаются, наш костный мозг выпускает в кровоток стволовые клетки. Эти стволовые клетки циркулируют в крови, осаждаются на повреждениях и запускают факторы роста, чтобы заживить повреждённую ткань. Стволовые клетки можно использовать как кирпичики, чтобы подправить повреждённые здания внутри нашего тела или чтобы создать новые клетки печени и восстановить повреждённую печень. В данный момент идёт 117 клинических испытаний в рамках исследований по использованию стволовых клеток для лечения болезней печени.
Что у нас впереди? Заболевания сердца – главная причина смертности во всём мире. Каждый год от сердечных приступов страдает 1,1 миллиона американцев, а 4,8 миллионов – от сердечной недостаточности. Стволовые клетки можно было бы использовать для запуска факторов роста, чтобы восстановить сердечную мышцу или для их превращения в клетки сердечной мышцы и восстановления работы сердца. Сейчас учёные в ходе 170 клинических испытаний исследуют роль стволовых клеток при заболеваниях сердца. Мы всё ещё на этапе исследований, но однажды стволовые клетки возвестят о качественном скачке в области кардиологии.
Стволовые клетки дают надежду новым начинаниям – постепенно, небольшими шагами: клетки, а не органы, восстановление, а не замена. Терапия стволовыми клетками однажды сможет снизить потребность в донорских органах. Новые мощные технологии всегда кажутся загадочными. В настоящее время получено разрешение USFDA, и проводятся первые в мире испытания по лечению повреждения спинного мозга эмбриональными стволовыми клетками. А в Великобритании проводятся первичные испытания по лечению инсульта стволовыми клетками нервной ткани.
Сегодня мы добиваемся успехов в исследованиях лишь благодаря любопытству, преданности и вкладу в науку отдельно взятых учёных и врачей-новаторов. У каждого из них своя история. Моя история – о переходе от органов к клеткам, история, полная сомнений, но вдохновлённая надеждой, что, хотя мы с вами и стареем, однажды мы добьёмся долголетия и повысим качество жизни.
